Любовник поневоле - Страница 45

— Есть какие-то новости, Ириш?

— Возможно, — нарочито многозначительно ответила та. — Вот что, Галочка, свари мне черного кофейку, как ты умеешь это делать, потом поговорим.

В глазах секретарши засветилось плохо скрытое любопытство. Она мигом приготовила кофе, принесла чашечки себе и Ирине и села напротив начальницы.

— Значит, так, Галя. Закажи-ка ты мне билет куда-нибудь в Испанию — Мадрид или Барселона, что будет на среду. Желательно утренний рейс. И не нужно брать прямой — лучше с остановкой где-нибудь на один день. Можно в Париже или Милане. Пошли водителя, чтобы выкупил билеты завтра утром. Все поняла?

— Ты уезжаешь? — Галка не могла скрыть удивления. — А как же Павел?

— Галочка, — нежно сказала Ира, — я спасаю его. Если я уеду, его отпустят.

— Как? — Галка уже не могла скрыть жгучего любопытства.

— А ты уверена, что сможешь сохранить все в тайне?

Ирине вдруг стало противно, будто она разыгрывала фарс. Но Галя вроде ни о чем не догадывалась. Она только кивнула головой.

— Это очень важно, Галя. И от того, сможешь ли ты держать язык за зубами, зависит успех моей задумки. — И Ира, понизив голос, посвятила Галку в свой план, сознательно опустив кое-какие важные детали и придумав незначительные подробности, призванные окончательно убедить секретаршу в серьезности ее намерений.

Через полчаса Галя вышла из кабинета, полная осознания важности доверенной ей тайны и возложенной миссии. А Ирине осталось ждать, чтобы понять, в чем именно эта миссия состоит. Первый шаг был сделан.

Затем Ростовцева села в машину и поехала в СИЗО, где находился Павел. Ей надо было обязательно увидеть его, чего бы то это ни стоило. По дороге она зашла в супермаркет, купила пару бутылок хорошей водки, бутылку самого дорогого армянского коньяка, по банке красной икры, фаршированных оливок и маринованных грибов, нарезку нежно-розовой семги. Захватила и коробку конфет «Моцарт». Она очень надеялась, что начальство изолятора не устоит перед такими подарками, особенно, если «сдобрить» презент парой зеленых купюр.

И оказалась права. Заместитель начальника СИЗО, который выполнял его обязанности в отсутствие шефа, поломался для виду, потом ненароком заглянул в пакетик с продуктами, приоткрыл конвертик с баксами, тяжко вздохнул и велел отвести Ирину в комнату для свиданий.

— У вас будет полчаса, максимум сорок минут. Надеюсь, это в последний раз.

— А я очень надеюсь, что нас оставят наедине и не будут подсматривать, — с вежливой улыбкой жестко проговорила Ира. — И мы сможем пробыть вместе хотя бы час. Надеюсь, вы понимаете, о чем я прошу?

Она томно посмотрела на него и заговорщически подмигнула. Заместитель не устоял — к тому же ему не терпелось выпить и закусить деликатесами.

Иру отвели в небольшую, относительно чистую комнатку с застеленной пледом кроватью, столом и двумя стульями, предварительно осмотрев сумку и заставив вывернуть карманы. Около кровати стояла тумбочка. Начальник понял ее правильно, хотя Ира и не думала заниматься любовью в тюремной комнате для свиданий. Что ж, хотя бы поговорить дадут спокойно.

Павла ввели в комнату и заперли за ним дверь. Она подошла к нему, прижалась, еле сдерживая слезы.

— Пашка, милый мой. Господи, кто бы мог подумать, что мы встретимся с тобой в тюрьме…

— Не надо, родная. — Он повернул к себе ее лицо, поцеловал долгим поцелуем в губы.

Она заставила себя оторваться от него, чувствуя, что оба могут не выдержать. Но не ради этого пришла она сюда.

— Что за декорации? — усмехнулся Павел, когда она отстранилась от него. — Ты выторговала супружеское свидание?

— Вроде того. — Она достала сигареты, маленький французский термос с кофе. — Ты получил посылку с одеждой? Что-нибудь еще нужно?

— Пока нет. Через недельку пришли сигареты и кофе, если примут. Когда суд, не знаешь?

Она затрясла головой, отвернулась, чтобы вытереть слезы. Потом собралась с мыслями — время шло, надо было спешить.

— Я хочу, чтобы ты внимательно выслушал меня. То, что я скажу, будет для тебя полной неожиданностью. Постарайся понять меня и поверь, что все, что я сделала и еще сделаю, — для нашего с тобой блага. У меня всего час времени, уже меньше, так что не перебивай меня.

Павел удивленно смотрел на нее. Она глубоко затянулась, потушила сигарету и начала говорить:

— Я узнала о твоих отношениях с Аленой спустя несколько дней после ее прихода в офис. Мне сообщили об этом по телефону — мужским голосом, явно измененным. Когда этот тип позвонил в первый раз, у меня был шок. Ты как раз уехал с ней на Кипр, иначе я бы не выдержала и потребовала объяснений. Все те дни, что ты провел с ней, я сходила с ума, каждую ночь я представляла вас вместе, и мне будто острый нож вонзался в сердце.

Вначале я была в ярости и решила поговорить с тобой сразу, как ты вернешься. Собиралась бросить тебе в лицо все, что я думаю, и уйти. И готовилась к этому. Но потом я представила себе, что будет потом и… поняла, что не так-то легко мне расстаться с тобой и сломать свою жизнь. Подумав еще, я уже знала, что никогда не решусь на это, потому что без тебя мне будет очень трудно, да что там — невозможно жить, что я буду просто существовать, каждую минуту вспоминая тебя и дни, проведенные вместе, и стану корить себя за то, что не сдержалась и не захотела выслушать, понять и простить самого любимого человека.

Потом я начала думать о том, что заставило тебя пойти на этот шаг. Мне не хотелось сомневаться в том, что ты любишь меня, я бы неизбежно почувствовала это. Нет, здесь было что-то другое, и я, конечно же, не могла представить себе правду. Я решила промолчать и дать возможность тебе объяснить все самому. Всякий, кто знает меня, удивился бы подобной уступчивости и терпению, да я и сама себе удивлялась: надо же, узнала об измене и молчу! Но с тобой я не буду кривить душой и скажу откровенно: я так сильно люблю тебя, Пашенька, ты мне так дорог, что я не смогла заставить себя начать разговор об этом, потому что после такого разговора мне не оставалось бы ничего, кроме разрыва. А это выше моих сил. Если бы ты сам объявил, что разлюбил меня и уходишь — я бы нашла в себе достаточно сил и самолюбия, чтобы не удерживать тебя. Но сама — нет, я не могла.